Энциклопедия живописи - Русская школа

Карл Павлович Брюллов был центральной фигурой в русском изобразительном искусстве 1-ой половины XIX века. В развитии его творчества с особенной наглядностью отразилась вся противоречивость сложных историко-стилевых процессов, идей и художественных проблем, которыми жило в ту пору русское искусство.

Брюллов родился в Петербурге 23 декабря 1799 года.

Атмосфера искусства окружала его с детства. Его отец и братья были художниками. Замечательные художественные способности мальчика проявились очень рано. В 10-летнем возрасте Карл уже поступает в Академию художеств и сразу же выделяется среди сверстников не только яркой одарённостью, но необыкновенно серьёзной подготовкой, полученной в семье под руководством отца с старшего брата.

В начале XIX века Академия ещё продолжала играть передовую роль в русском искусстве и жила активной общественной жизнью.

Высокий патриотический подъём Отечественной войны 1812 года захватил и Академию. Позднее в академическую среду стали проникать отголоски вольнолюбивых идей и прогрессивных общественных течений, подготовивших восстание Декабристов. Всё это не могло не сказаться на формирование сознания молодого художника.

Академия дала художнику хорошие профессиональные знания и ввела в понимание художественной системы и эстетики классицизма, краеугольным камнем которой было подражание древним.

Ученические работы Брюллова говорят не только о замечательном таланте, но и о творческом овладении им метода классицизма. Один из его первых биографов писал : "Брюллов в юношеских упражнениях вызывал большее, чем просто знание академического рисунка : он умел придавать формам человеческого тела не условную правильность, а жизнь и грациозность, до тех пор незнакомую ученикам Академии".

В 1821 году Брюллов закончил Академию и в 1822 отправился в Италию в качестве пенсионера Общества поощрения художников. Первые впечатления, воспринятые Брюлловым в Европе, должны были только укрепить его на позициях классицизма. В Риме перед молодым художником по-новому открылось великое наследие античности. "То, чем мы восхищаемся в гипсе, то в мраморе поражает, - писал он брату. - Сквознота мрамора делает всё нежным. Аполлон не кажется уже каменным и слишком отошедшим от натуры - нет, он кажется лучшим человеком".

Под прямым воздействием памятников античного искусства складываются новые замыслы Брюллова, воплотившиеся в обширном цикле эскизов и подготовительных рисунков, среди которых преобладают исторические сюжеты и мотивы античных мифов.

Но почти одновременно с этими эскизами в творчестве Брюллова возникают совершенного иные работы, свидетельствующие о серьёзной внутренней переоценке художника. В тех же альбомах появляются острые натурные зарисовки, изображающие современную жизнь. Жанровые мотивы приобретают всё большее значение в живописи и графике Брюллова и постепенно почти вытесняют античность.

Народные образы привлекают мастера естественностью эмоций, простым и сильным драматизмом характеров. Здесь сказываются демократические тенденции, свойственные прогрессивному романтизму. Но сцены итальянской жизни носят у Брюллова отчётливыё оттенок идеализации. Внимание художника обращается преимущественно к показной и праздничной стороне быта, к "местному колориту", которым особенно дорожили романтики.

Важным значение для развития творчества Брюллова в этот ранний период имела его работа в области портрета.

В портретной живописи и графике проявились не только острота восприятия и меткая наблюдательность художника, не только его мастерство рисовальщика, но и способность отразить характер и душевные переживания своих моделей.

Жанровые картины и особенно портреты создали Брюллову громкое имя. Но ни одна из его работ пока не казалась художнику вполне достойной его таланта : он чувствует, что ещё не оправдал тех надежд, которые на него возлагались.

От художника ждали большой исторической картины, так как в эстетике классицизма именно этот жанр почитался наивысшим. Но Брюллов долго не мог определиться с сюжетом, пока на 5-ом году пенсионерства не побывал на раскопках разрушенных извержением Везувия в 79 году н.э. Помпей.

Необыкновенно сильное впечатление произвело на Брюллова описание гибели города, сделанное очевидцем этих событий римским писателем Плинием. Работа над картиной затянулась почти на 6 лет - с 1827 по 1833. Художник предварительно создал большой эскиз картины, ныне хранящийся в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге, по мнению некоторых исследователей даже превосходящий по своим качествам окончательную версию. Композиция картины перестраивалась, Брюллов был недоволен первоначальными решениями. Но триумф картины, представленной публике в середине 1833 года в Риме, был ошеломляющим. Картина вызвала в Италии взрыв восторга и преклонения перед художником.

Памятник Плинию младшему (Гай Плиний Цецилий Секунд, 61(?) – 113 — древнеримский политический деятель и писатель) на фасаде Кафедрального собора Санта Мария Маджоре в Комо

Плиний Тациту привет.
Ты говоришь, что после письма о смерти моего дяди, которое я написал по твоей просьбе, тебе очень захотелось узнать, какие же страхи и бедствия претерпел я, оставшись в Мизене (я начал было говорить об этом, но оборвал себя). "Дух мой содрогается, о том вспоминая... всё же начну".
После отъезда дяди я провел остальное время в занятиях (для чего и остался); потом была баня, обед, сон, тревожный и краткий. Уже много дней ощущалось землетрясение, не очень страшное и для Кампании привычное, но в эту ночь оно настолько усилилось, что все, казалось, не только движется, но становится вверх дном. Мать кинулась в мою спальню, я уже вставал, собираясь разбудить ее, если она почивает. Мы сели на площадке у дома : небольшое пространство лежало между постройками и морем. Не знаю, назвать ли это твердостью духа или неразумием (мне шел 18-ый год); я требую Тита Ливия, спокойно принимаюсь за чтение и продолжаю делать выписки. Вдруг появляется дядин знакомый, приехавший к нему из Испании. Увидав, что мы с матерью, сидим, а я даже читаю, он напал на мать за ее хладнокровье, а на меня за беспечность. Я продолжаю усердно читать.
Уже первый час дня, а свет неверный, словно больной. Дома вокруг трясет; на открытой узкой площадке очень страшно; вот-вот они рухнут. Решено, наконец, уходить из города; за нами идет толпа людей, потерявших голову и предпочитающих чужое решение своему; с перепугу это кажется разумным; нас давят и толкают в этом скопище уходящих. Выйдя за город, мы останавливаемся. Сколько удивительного и сколько страшного мы пережили! Повозки, которым было приказано нас сопровождать, на совершенно ровном месте кидало в разные стороны; несмотря на подложенные камни, они не могли устоять на одном и том же месте. Мы видели, как море отходит назад; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его. Берег явно продвигался вперед; много морских животных застряло в сухом песке. С другой стороны черная страшная туча, которую прорывали в разных местах перебегающие огненные зигзаги; она разверзалась широкими полыхающими полосами, похожими на молнии, но большими.
Тогда тот же испанский знакомец обращается к нам с речью настоятельной: "если твой брат и твой дядя жив, он хочет, чтобы вы спаслись; если он погиб, он хотел, чтобы вы уцелели. Почему вы медлите и не убегаете?" Мы ответили, что не допустим и мысли о своем спасении, не зная, жив ли дядя. Не медля больше, он кидается вперед, стремясь убежать от опасности.
Вскоре эта туча опускается к земле и накрывает море. Она опоясала и скрыла Капри, унесла из виду Мизенский мыс. Тогда мать просит, уговаривает, приказывает, чтобы я убежал : для юноши это возможно; она, отягощенная годами и болезнями, спокойно умрет, зная, что не была причиной моей смерти. Я ответил, что спасусь только вместе с ней; беру ее под руку и заставляю прибавить шагу. Она повинуется неохотно и упрекает себя за то, что задерживает меня.
Падает пепел, еще редкий. Я оглядываюсь назад : густой чёрный туман, потоком расстилающийся по земле, настигал нас. "Свернем в сторону, - говорю я, - пока видно, чтобы нас, если мы упадем на дороге, не раздавила идущая сзади толпа". Мы не успели оглянуться - вокруг наступила ночь, не похожая на безлунную или облачную : так темно бывает только в запертом помещении при потушенных огнях. Слышны были женские вопли, детский писк и крик мужчин; одни окликали родителей, другие детей или жен и старались узнать их по голосам. Одни оплакивали свою гибель, другие гибель близких; некоторые в страхе перед смертью молили о смерти; многие воздевали руки к богам; большинство объясняло, что нигде и никаких богов нет, и для мира это последняя вечная ночь. Были люди, которые добавляли к действительной опасности вымышленные, мнимые ужасы. Говорили, что в Мизене то-то рухнуло, то-то горит. Это была неправда, но вестям верили. Немного посветлело, но это был не рассвет, а отблеск приближавшегося огня. Огонь остановился вдали; опять темнота, опять пепел, густой и тяжелый. Мы все время вставали и стряхивали его; иначе нас засыпало бы и раздавило под его тяжестью. Могу похвалиться : среди такой опасности у меня не вырвалось ни одного стона, ни одного жалкого слова; я только думал, что я гибну вместе со всеми и все со, мной, бедным, гибнет : великое утешение в смертной участи.
Туман стал рассеиваться, расходясь как бы дымным облаком; наступил настоящий день и даже блеснуло солнце, но такое бледное, какое бывает при затмении. Глазам всё ещё дрожавших людей все предстало в измененном виде; всё, словно снегом, было засыпано толстым слоем пепла. Вернувшись в Мизен и кое-как приведя себя в порядок, мы провели тревожную ночь, колеблясь между страхом и надеждой. Осилил страх : землетрясение продолжалось, множество людей, обезумев от страха, изрекали страшные предсказания, забавляясь своими и чужими бедствиями. Но и тогда, после пережитых опасностей и в ожидании новых, нам и в голову не приходило уехать, пока не будет известий о дяде.
Рассказ этот недостоин истории, и ты не занесешь его на её страницы; если же он недостоин и письма, то пеняй на себя : ты его требовал. Будь здоров.

Ещё большие торжества ожидали Брюллова на Родине. Привезённая в Санкт-Петербург в июле 1834 года картина, сразу оказалась в центре внимания русского общества. Гоголь писал : "Мысль картины принадлежит совершенно вкусу нашего века, который как бы чувствуя своё страшное раздробление, стремится совокуплять все явления в общие группы и выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массою".

В мае 1835 года Брюллов отправляется в Грецию и Малую Азию. Его влекла туда натура романтика и байроновская поэзия. Впечатления от этой поездки послужили основой для целого цикла прекрасных мотивов в графике, и позднее в живописи.

Джордж Гордон Байрон (1788-1824) - великий английский поэт-романтик, чьё творчество и жизненный путь, оказали огромное влияние на современников. Не избежал этого влияния и Карл Павлович Брюллов.

Один из кратеров Меркурия назван именем этого великого поэта

Песня для луддитов
(24 декабря 1816 г.; перевод Н.Холодковского)

Как за морем кровью свободу свою
Ребята купили дешевой ценой,
Так будем и мы: или сгинем в бою,
Иль к вольному все перейдем мы житью,
А всех королей, кроме Лудда, - долой!

Когда ж свою ткань мы соткем и в руках
Мечи на челнок променяем мы вновь,
Мы саван набросим на мертвый наш страх,
На деспота труп, распростертый во прах,
И саван окрасит сраженного кровь.

Пусть кровь та, как сердце злодея, черна,
Затем что из грязных текла она жил, -
Она, как роса, нам нужна:
Ведь древо свободы вспоит нам она,
Которое Лудд насадил!

Стансы
(5 ноября 1820 г.; перевод С. Маршака;
Стихи были посланы Байроном другу на тот случай, если поэт погибнет, сражаясь в рядах карбонариев)

Кто драться не может за волю свою,
Чужую отстаивать может.
За греков и римлян в далеком краю
Он буйную голову сложит.

За общее благо борись до конца -
И будет тебе воздаянье.
Тому, кто избегнет петли и свинца,
Пожалуют рыцаря званье.

Стансы, написанные по дороге между Флоренцией и Пизой
(6 ноября 1821 г.; перевод Б.Лейтина)

Ты толкуешь о славе героев? Довольно!
Все дни нашей славы - дни юности вольной.
И стоит ли лавр, пусть роскошный и вечный,
Плюща и цветов той поры быстротечной?

На морщинистом лбу мы венцы почитаем.
Это - мертвый цветок, лишь обрызганный маем.
Что гирлянды сединам? Пустая забава.
Что мне значат венки, раз под ними лишь слава?

О слава! Польщенный твоей похвалою,
Я был счастлив не лестью, не фразой пустою,
А взором любимой, моей ясноокой,
Что, пленившись тобою, раскрылся широко.

Там тебя я искал, там тебя и нашел я,
Милых взоров лучи в твои перлы возвел я:
Где они освещали мой взлет величавый,
Там - я ведал - любовь, там - я чувствовал - слава!

Победа
(8-9 марта 1823 г.; перевод А. Блока)

Пою дитя любви, вождя войны кровавой,
Кем бриттов отдана Нормандии земля,
Кто в роде царственном своем отмечен славой
Завоевателя - не мирного царя.
Он, осенен крылом своей победы гордой,
Вознес на высоту блистательный венец:
Бастард держал, как лев, свою добычу твердо,
И бриттов победил в последний раз - храбрец.

Песнь к сулиотам
(перевод А. Блока)

Дети Сули! Киньтесь в битву,
Долг творите, как молитву!
Через рвы, через ворота:
Бауа, бауа, сулиоты!
Есть красотки, есть добыча -
В бой! Творите свой обычай!

Знамя вылазки святое,
Разметавшей вражьи строи,
Ваших гор родимых знамя -
Знамя ваших жен над вами.
В бой, на приступ, страткоты,
Бауа, бауа, сулиоты!

Плуг наш - меч: так дайте клятву
Здесь собрать златую жатву;
Там, где брешь в стене пробита,
Там врагов богатство скрыто.
Есть добыча, слава с нами -
Так вперед, на спор с громами!

Из дневника в Кефалонии
(19 июня 1823; перевод А. Блока)

Встревожен мертвых сон, - могу ли спать?
Тираны давят мир, - я ль уступлю?
Созрела жатва, - мне ли медлить жать?
На ложе - колкий терн; я не дремлю;
В моих ушах, что день, поет труба,
Ей вторит сердце...

Последние слова о Греции
(перевод Н. Холодковского)

Что мне твои все почести и слава,
Народ-младенец, прежде или впредь,
Хотя за них отдать я мог бы, право,
Все, кроме лавров, - мог бы умереть?
В тебя влюблен я страстно! Так, пленяя,
Влечет бедняжку-птичку взор змеи, -
И вот спустилась пташка, расправляя
Навстречу смерти крылышки свои...
Всесильны ль чары, слаб ли я пред ними, -
Но побежден я чарами твоими!..

В день, когда мне исполнилось 36 лет
(Миссолонги, 22 января 1824; перевод Игн.Ивановского)

Должно бы сердце стать глухим
И чувства прежние забыть,
Но, пусть никем я не любим,
Хочу любить!

Мой листопад шуршит листвой.
Все меньше листьев в вышине.
Недуг и камень гробовой
Остались мне.

Огонь мои сжигает дни,
Но одиноко он горит.
Лишь погребальные огни
Он породит.

Надежда в горестной судьбе,
Любовь моя - навек прости.
Могу лишь помнить о тебе
И цепь нести.

Но здесь сейчас не до тоски.
Свершается великий труд.
Из лавра гордые венки
Героев ждут.

О Греция! Прекрасен вид
Твоих мечей, твоих знамен!
Спартанец, поднятый на щит,
Не покорен.

Восстань! (Не Греция восстань -
Уже восстал сей древний край!)
Восстань, мой дух! И снова дань
Борьбе отдай.

О мужестве! Тенета рви,
Топчи лукавые мечты,
Не слушай голосов любви
И красоты.

Нет утешения, так что ж
Грустить о юности своей?
Погибни! Ты конец найдешь
Среди мечей.

Могила жадно ждет солдат,
Пока сражаются они.
Так брось назад прощальный взгляд
И в ней усни.

В конце 1835 года Брюллов возвращается на Родину. Не только художественные, но и правительственные круги оказали ему торжественный приём. Мировая слава принесла Брюллову официальные почести, звание профессора Академии художеств и положение первого художника в стране. Однако Пушкин, встретивший Брюллова в Москве, заметил, что художник "едет в Петербург скрепя сердце - боится климата и неволи". Действительность оправдала худшие опасения Брюллова.

Он задыхался в казённой атмосфере николаевского Петербурга. Весь петербургский период его жизни (1836-1849) внешне, казалось бы, полный шумных успехов, был, в сущности, глубоко трагичен. Чувство неудовлетворённости не покидало художника, ощущение зависимости сковывало его. Именно на этот период падает тяжёлый кризис творчества Брюллова.

Ещё в годы пребывания за границей Брюллов задумал большую картину на тему русской истории. Он решил изобразить героическую оборону Пскова, осаждённого в 1584 году войсками польского короля Стефана Батория. Вернувшись в Россию, Брюллов с жаром принялся за исполнение своей затеи. Приступая к работе, он надеялся создать в живописи произведение с таким же национальным и патриотическим содержанием, какое дал в музыке Глинка, незадолго перед тем выступивший с оперой "Иван Сусанин".

Но 7-летний (1836-1843) труд художника не принёс ожидаемых результатов. Прогрессивные идет творчества Брюллова, сложившиеся в работе над "Последним днем Помпеи", не нашли своего развития в его исторической живописи. Как рассказывает современник, в работу Брюллова вмешивались непрошенные руководители, а замечания Николая I "охладили художника к картине". Она неоднократно подвергалась коренным переделкам и так и не была дописана до конца.

Огромное место в ряду работ Брюллова заняла живопись на религиозные темы. Но, несмотря на замечательное техническое мастерство, церковные картины и росписи Брюллова слишком холодны и эклектичны, и не имеют существенного значения в истории русской живописи. Отрываясь от проблем современности, творчество Брюллова утрачивает не только идейную, но и художественную выразительность.

Со 2-ой половины 1830-х годов искусство портрета становится главным делом жизни Брюллова. "В этих портретах каждый человек изображён так просто, так естественно - всё самое существенное, самое важное в его характере, уме, душе схвачено так глубоко и живо, что точно видишь перед собой того человека, которого изображает портрет... Чем больше всматриваешься в брюлловские портреты, тем больше в нём открываешь всесторонней правды и глубины", - писал В.В.Стасов.

Памятник на могиле Брюллова на кладбище для некатоликов-иностранцев Тестаччо в Риме

В 1849 году тяжёлая болезнь заставляет Брюллова уехать за границу, сначала в Испанию, а оттуда в Италию. С этим последним путешествием связан новый подъём творческой энергии художника. Но большинству замыслов не суждено было сбыться. 23 июня 1852 года он умирает в местечке Марчиано близ Рима.

История оценок творчества Брюллова могла бы составить тему особого исследования. Ни один из русских не вызывал таких противоречивых суждений у современников и потомков и не подвергался такой жестокой критике. Современники видели в Брюллове гения, не уступающего великим живописцам Возрождения. При жизни о нём слагались легенды. Но уже в начале 1860-х годов авторитет Брюллова заколебался под ударами критики художников-реалистов, будущих передвижников. Позднее голос в защиту Брюллова поднял И.Е.Репин.

История внесла поправки и в преувеличено высокую оценку, данную Брюллову современниками, и в суровую критику, с какой отнеслись к нему ближайшие потомки.